Приквел к "Дочь палача"
читать дальше- Тварь! – в ярости мужчина грязно выругался, присовокупив к этому пожелание увидеть душу распростертой перед ним женщины в аду. Она отвечала смехом, слишком презрительным, чтобы быть злобным и слишком легкомысленным, чтобы он сошел за истерику.
- Я там как дома, дорогой, - она выплюнула кровь изо рта и попробовала языком расшатанные зубы.
- Перерезать бы тебе горло, падаль! – мужчина подскочил к своей жертве и рывком поднял ее за волосы. Зеленые глаза жгли, словно принадлежали не женщине, а дикой кошке, окровавленные губы растянулись в улыбке.
- Маурисио, любовь моя... – женщина слизнула кровь, - тебе не надоели эти глупые игры? – она забавлялась, словно – наоборот - это он стоял перед ней на коленях, вынося жестокие побои.
Маурисио отшвырнул женщину и, всхлипнув от отчаяния, уткнулся в ладони, как маленький ребенок.
- Господи, прости мою душу... Чего ты хочешь, дьявольское отродье? Почему я не в силах вырвать тебе сердце?
Он бормотал бессвязные угрозы и проклятия, а черноволосая женщина, словно змея, подбиралась к нему все ближе. По виду ее можно было бы принять за коренную мексиканку, такую же уроженку страны обжигающего солнца и текилы, как ее широкоплечий мучитель, но на удивление светлая, молочно-белая кожа отрицала первое предположение.
- Дорогой... Маурисио... мы так похожи. Ты жесток, прирожденный убийца, палач, - голос женщины превратился в грудной пульсирующий шепот. Слова, то тихие, то страстные, гипнотизировали скрытыми ритмами.
- Ты мой... – бархатный голос вдруг послышался близко-близко, и мужчина едва успел отнять руки от лица для того, чтобы увидеть, как из-под полных чувственных губ показались клыки, готовые вцепиться в беззащитную шею.
- Прочь! – мужчина успел схватить вампиршу, прежде чем она напала, второй рукой удерживая ее за волосы. Женщина быстро перестала сопротивляться, из-под густых ресниц в упор глядя на Маурисио. В свете свечей ее клыки влажно поблескивали, она томно улыбалась.
- Что ты делаешь, любимый? – глубокий хрипловатый голос выдал нескрываемую страсть. – Не забывай: убив меня, ты убьешь двоих...
- Знаю, - Маурисио прижал женшину к себе, жадно шаря свободной рукой вдоль ее тела. Словно следуя против своей воли, он заставил ее склонить голову, и осторожно, почти нежно, поцеловал в висок. Не разжимая хватки, Маурисио провел рукой по округлившемуся животу.
- Как только родишь наследника, я проткну тебе сердце и отрублю голову, - шепнул он ей на ухо. – Обещаю.
- Неужели? – женщина быстро провела языком по губам, гортанно засмеялась. – Нет, дорогой! Ты не сможешь убить. Только не меня.
Мужчина со злобным криком отшвырнул ее на пол. Юбки задрались, он не сводил взгляд со стройных обнаженных ног женщины.
- И будет девочка, это всегда девочки, - продолжила вампирша, изподлобья наблюдая за Маурисио.
Мужчина стоял перед ней, бессильно сжимая кулаки. Наконец, он, напряженной, словно дикий зверь на охоте, опустился рядом с вампиршей на пол, и его рука в грубой ласке скользнула вверх по ее бедру. Вампирша призывно застонала.
- Я убью тебя, - сквозь зубы автоматически повторил Маурисио, в бешеном порыве желания разрывая ее платье, - когда-нибудь я убью тебя, Сантанико!
***
- Ты...
- Пусти!
- Будешь...
- Не надо, папа!
- Меня...
- Больно!
- Слушаться!
- Я сделаю все, как ты хочешь, клянусь! Только прекрати! – слова девушки потонули в бурных рыданиях. Последние силы покинули ее, и она упала к ногам мужчины. Он нарочито спокойно сложил кнут вдвое, медленно, давая время девушке прийти в себя, повесил его на стену и обернулся.
- Эсмеральда, девочка моя, - его голос не дрогнул, когда пальцы коснулись алых следов от побоев. – Я не хочу наказывать тебя, но тебе следует прислушиваться к моим приказам. Ты выйдешь за Антонио в это же воскресенье.
Маурисио принес бинты и принялся осторожно вытирать кровь со спины дочери. Он не часто бил ее, особенно вот так, до открытых ран и рубцов, которые уже завтра превратятся в тонкие, едва заметные светлые полоски на загорелой коже. И эта ненормальная, унаследованная от матери способность быстро залечивать раны еще раз напомнила Маурисио, отчего следует поторопиться с замужеством.
"Проведя первую ночь с супругом перед Богом, в союзе, освященном церковью, Эсмеральда избавится от проклятья. Но берегись! Если она узнает вкус человеческой крови до этого, душа ее будет принадлежать Сатане!"
Слова нищей цыганки только рассмешили гуляк на ярмарке, но Маурисио понял, о чем его предупредила вещунья. Под удивленный свист и улюлюканье отдав цыганке все деньги, оставшиеся после визита в "Пьяную лозу", он, не разбирая дороги, заторопился домой.
Эсмеральда уже спала, и Маурисио замер над ней, не в силах отрваться от созерцания юной красавицы-дочери. Во сне она напоминала ангелочка с надутыми в обиде губами, - сама невинность и очарование. Если бы ее черты так не напоминали материнские... Если бы она не проявляла иногда поистине дьявольскую жестокость... Если бы ее стремление присутствовать при самых кровавых казнях не засталяло сердце бесстрашного мужчины сжиматься от страха, Маурисио бы ни за что не торопил бы Эсмеральду выйти за простака Антонио, прельстившегося ее бездонными глазами. С того времени, как Маурисио впервые увидел улыбку дочери, он отдал всю любовь, на которую только было способно его очерствевшее сердце, своей маленькой баловнице.
Эсмеральда не разочаровала отца, превратившись со временем в гордость городка. О ее красоте ходили слухи в окрестных селах, и даже мрачная репутация дочери палача не отпугивала многочисленных поклонников. Однако один Маурисио знал, насколько огромна может быть ее власть над людьми, в особенности над теми, кто добровольно стремился попасть под чары Эсмеральды.
Однажды в детстве Маурисио застал свою маленькую дочь над трупом кошки. Эсмеральда со смехом показала отцу окровавленные ручки и призналась, что убила ее. Девочка словно не понимала, что сотворила, ей совершенно не был знаком естественный страх перед смертью. Однако на все расспросы она отвечала вполне разумно: да, Эсмеральда понимала, что кошка ушла навсегда; что ей было очень больно, от того она и умерла. Смущенно теребя передник, девочка сказала отцу, что не хотела убивать бедное животное, но кровь была такой яркой и красивой, что она не смогла сдержаться. При этих словах малышка, словно зачарованная, потянула в рот пальчик, вымазанный в кошачьей крови.
В тот вечер Маурисио впервые испугался. Не за себя – за дочь. Он не нашел ничего разумнее, чем страшно выпороть малышку и в дальнейшем отслеживать каждый ее порыв.
В Эсмеральде словно обитали две девочки: одна – нежная и кроткая куколка с волнистыми волосами, вторая – упрямая и жестокая маленькая тигрица. Не раз в голове мужчины мелькала мысль покончить с ребенком, но хладнокровно зарезать родную дочь он не смог. Маурисио не раз пытался увезти ребенка в отдаленные поселки и бросить там, но она всегда возвращалась, словно ведомая неким инстинктом.
В расцвете своих девятнадцати лет Эсмеральда до безумия и привлекала, и отталкивала Маурисио. Он с ужасом подмечал в себе те же чувства, что когда-то пробуждала в нем ее мать. В каждом движении, взгляде и жесте Эсмеральды он видел первородный грех, порок, прикрытый, словно легким флером, наивностью девушки, ее полнейшей невинностью и непониманием своих чар. Иногда, когда он случайно замечал беззаботно отраженный в окне силуэт дочери, свободный от платьев и лент, он боялся допускать мысль, что... Но Маурисио не смел думать далее. В такие моменты он силился вспомнить молитвы, которые выслушивал в церкви, куда иногда принуждал себя захаживать. Маурисио ненавидел слабых, трусливых сплетников-горожан, и они платили той же монетой. Пока не было Эсмеральды, между нелюдимым палачом и жителями сохранялось равновесие, но теперь в свой круг придется допустить еще одного человека – мужа Эсмеральды. "Что же, пусть так", - решил Маурисио, глядя на безмятежно спящую дочь, - "я выдам тебя за первого же подходящего дурака, кто осмелится просить твоей руки".
Он успешно выполнял план: Эсмеральда теперь готова была послушаться его воли. Тихие всхлипы показывали, что девушка укрощена, и на Маурисио смотрела сейчас прежняя милая малышка.
- Завтра начинаем готовиться к свадьбе, - Маурисио притянул дочь к себе и быстро поцеловал в лоб. – Иди. Тебе следует отдохнуть.
- Да, папа, - Эсмеральда наклонила голову в знак покорности.
В дверях девушка обернулась и вдруг спросила срывающимся голосом:
- Я ведь смогу с тобой видеться после свадьбы, папочка?
- Да, - отрывисто бросил Маурисио. Как он мог ей отказать в чем-то? Что угодно, если это не угрожает спасению души дочери.
Проследив за удаляющимися шагами девушки, Маурисио плеснул в стакан граппы. Завтра ему предстояло еще одно волнующее предприятие: повешенье старого знакомого. Мальчишка подрос, но так и не научился манерам, и Маурисио жестко усмехнулся, представляя, как хрустнет в петле его шея.