Призрак Оперы, Point of no return (1)

[note-page]

Фэндом: Призрак Оперы
Название: Point of no return
Автор: НатаЛи
Бета: -
Статус: закончен
Размер: миди
Жанры: Romance, Десфик
Персонажи: Э/ОЖП, Кристин, Рауль, ОМП
Рейтинг: PG-13
E-mail: [e-mail]
Предупреждение: здесь имеет место Эрик из «Фантома» С. Кей, однако их финал соответствует мюзиклу. Кристин, пожалуй, не совсем канон, но я готова ее рассмотреть под данной точкой зрения.
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат глубокоуважаемому Г. Леру


Глава 1. Вackward glances

- Святой отец, могу ли я говорить?
- Говорите, дочь моя, я слушаю.
- Мне нужно покаяться, я согрешила.
- Все мы грешны, дочь моя. Облегчите себе душу, поведайте, что вас гложет.
- Я не преступала законов Божьих, и все же я виновна. Господи, прости мою душу…
- Продолжайте, дочь моя.
- Я виновна в смерти человека.
- Вы кого-то убили? – последовал быстрый вопрос.
- Нет, Господь меня сохрани! Но, в какой-то мере… Я позволила одному человеку уйти из жизни. Хотя, Бог свидетель, я этого не хотела! Но был ли у меня выбор? – женский голос оборвался, повисла длинная пауза, наполненная всхлипами:
- Да, сейчас я понимаю, что был. Возможно, я могла спасти обоих.
- Почему вы этого не сделали?
- Не знаю. Наверное, я была глупа. Всего одно слово ободрения, один искренний порыв – и я могла сохранить жизнь человеку, который любил меня.
- Вы раскаиваетесь, дочь моя?
- Да! Я оттолкнула, уничтожила то, что могло стать для меня светом, что было светом. Сейчас, хотя жизнь моя размеренна и я счастлива, я не чувствую себя любимой. Всю полноту обожания я могла получить от того, кого уже нет в живых. И виновата в этом я, только я!
Священник терпеливо, но без сожаления, слушал бурные рыдания прихожанки.

Глава 2. That moment

В толпе пассажиров сложно было разобрать отдельные лица: она представляла собой бурлящее пестрое месиво из ярких шляпок, женских лент и скромных мужских уборов. Возвращение из Америки стало очередным развлечением для скучающего буржуа из Парижа, высокомерной итальянской сеньоры или веселого студента Йельского университета, но все они имели одну схожесть – утонченные манеры и тугие кошельки. Подобное путешествие на роскошном корабле «Грейт Истерн» стоило немалых денег.
Постепенно толпа начала исчезать, по мере того, как горластые американцы и их иностранные гости перебирались с суши на корабль, ища среди номеров кают свои временные пристанища.
В тот момент, как матросы взялись за трапы, а упитанный, всегда любезный управляющий Уильям Брик уже сворачивал длинные списки, на борт судна вступил еще один пассажир. Последовавший за этим диалог удивил сновавшего рядом матроса.
- Сэр, вы не могли бы открыть лицо, мне необходимо убедиться... - Уильям говорил вежливым, умоляющим тоном, и матрос мимоходом порадовался, что не ему приходится обхаживать капризных толстосумов.
- Убедиться в чем? Вот мой билет, – резко оборвал его пассажир.
- Но, сэр, из соображений безопасности... – вновь начал Уильям, однако человек в плаще не собирался тратить свое время:
- Вот мое имя в списке, вот мой билет. Первый класс, отдельная каюта. Если вы не намерены дать мне в сопровождение кого-либо сию секунду, вы работаете здесь последние минуты.
Уильям задрожал, искательно всматриваясь в маску странного человека. Мог ли он приказывать? Очевидно, что мог, так как матрос услышал торопливые извинения Уильяма:
- Прощу прощения, конечно, сэр, сейчас вас проведут.
И, совсем другим тоном:
- Билли, паршивец, немедленно сюда! Помоги с чемоданами!
- С вещами обращаться бережно, - вскользь обронил странный пассажир и уже сделал было шаг вперед, как случилось еще кое-что.
- Подождите, постойте! – матрос услышал пронзительный женский голос, и по еще несобранному трапу взлетела молодая девушка. – Ах, прошу прощения, мы опоздали! Вот мой билет, а это – место Матильды. Ну что же вы! – в нетерпении воскликнула она, следя большими беспокойными глазами за толстой дамой, очевидно, горничной, которая с трудом взбиралась на корабль. За ней следовал нагруженный чемоданами и коробками носильщик. Он, по-видимому, был весьма рад избавиться от тяжелого груза, облегченно сбросив весь багаж на дощатую палубу.
- Вот вам на чай, благодарю! – щебетала тем временем девушка. - Вы проверили билеты, мы можем идти? Где наши каюты? – это уже к Уильяму Брику.
- Мадемуазель де Авер, позвольте вас проводить. Билли сейчас освободится и принесет ваши вещи. Вы имеете честь быть последней нашей гостьей, еще всего одна минутка, и мы бы отплыли! – расплылся в дежурной улыбке Уильям, упаковывая списки пассажиров в объемистую папку.
- Это чудесно, ведь я, по правде говоря, жалела бы, не попади на корабль.
Матрос уже не следил за удалявшейся парой, за которой едва поспевала толстая дама. Его больше интересовал странный человек в маске. Он, услышав голос девушки, пошатнулся, будто его ударили, и оперся о поручни. «Не может быть…» - матрос сидел так близко, что услышал его шепот. Потом, словно с усилием, незнакомец поднял взгляд на девушку, вздрогнул и быстро отвернулся от молодой мадемуазель. Как будто с облегчением фыркнул и зашагал прочь от разливавшегося соловьем Уильяма.

***

«Итак, это было близко. Кто бы мог подумать, прошло два года, но голос еще способен взволновать меня.
Слава Богу, это была не Кристин. Время действительно лечит. Время и разум, холодный, спокойный, чистый.
Лицо девушки… не помню. Достаточного того, что это не Кристин. К чему подробности? Раз женщины не для меня, неужели мне пристало интересоваться ими? В большинстве своем все они – сплошное разочарование».

Неприятная усмешка исказила лицо человека под маской. Он тряхнул головой, прогоняя досадные воспоминания, вызванные голосом неизвестной девушки.
В роскошной каюте уже горел миниатюрный камин, не разгоняя, однако, полумрака осеннего вечера. Чемоданы все еще стояли последи красного ковра, не распакованные, а большое зеркало в золоченой раме отражало большую кровать с белеющим пологом. В пляшущих тенях комната напоминала усыпальницу древнего варвара: богатство, холод и пустота. Однако самым темным пятном здесь был ее владелец, небрежно развалившийся на кресле. Полное сходство с гробницей комната приобрела, когда мужчина снял маску.

***

- Матильда, разве не чудесно? – мадемуазель Рене де Авер сидела перед зеркалом, расчесывая каштановые волосы. – Мы снова в море!
Внезапно глаза девушки увлажнились, рука печально опустилась на медальон на шее.
- Полно вам расстраиваться, Рене, - ласково пробасила горничная, - ужасно, конечно, но дядя любит вас не меньше, чем любили родители, а мать с отцом любили вас всем сердцем.
- Матильда, тебе не понять, - девушка грустно улыбнулась.
- Полно, полно… Пора переодеваться, разрешите, я помогу вам.
Матильда, причитая над современной модой, принялась туго зашнуровывать платье.

***

- Дамы и господа, позвольте представить, мадемуазель Рене де Авер!

- Не племянница ли она того самого родовитого коммерсанта, что владеет огромным поместьем под Парижем?
- Не только, милочка! У него земли в Америке, а, кроме того, какие-то акции в морском деле, не разбираюсь только, что там именно.
- Акциями торговой компании, позвольте заметить!
- Фи, какая безвкусица! В Париже уже давно ушла мода на простоту, она рискует выглядеть селянкой!
- Отвратительно, у нее совсем прямые волосы! Неужели она даже не дала себе труда накрутиться?
- Вероятно, мы не стоим того, чтобы перед нами достойно выглядеть!

Пока Рене вели к столу, до нее долетали злобные пересуды окружающих дам, но Уильям ободряюще шепнул девушке: «Не слушайте, зависть одинакова на суше и на море. Вы очаровательны».
Рене, не привычная к подобному обществу, смутилась и растерянно начала искать взглядом свое место. Внезапно перед ней возник высокий юноша, судя по одежде – военный.
- Разрешите представить, лейтенант Артур Винер де Соль, изволил почтить своим пребыванием наш утлый ковчег, - витиевато объявил Уильям.
- Что вы, давайте без формальностей, - улыбнулся Артур. – Здесь я – не более чем гость на вашем прекрасном судне, и, - он бросил пылкий взгляд на Рене, - ваш преданный слуга.
- Мне очень приятно с вами познакомиться, месье, - Рене ответила ему искренней улыбкой, - тем более, что я здесь никого не знаю и мне нужны друзья.
- Позвольте предложить вам место рядом, и я обещаю не позволять вам скучать за столом, - галантно поклонился Артур. – Уильям, вы свободны.

Ужин действительно протекал довольно мило. Рене, почувствовав симпатию со стороны присутствующих мужчин, дала волю своей природной живости. Она была, как верно заметил Уильям, очаровательна. Не та правильная, строгая красота, которой хвалились гордые испанки, и не та холодная, скучная симметрия черт, которую можно найти у англичанок. Юная грация, большие карие глаза, в которых мгновенно отражались все переживания, и, что скрывать, привлекательная фигура молодой Рене – вот что пленило лейтенанта. Он видел, как девушка смутилась под градом насмешек, и намеренно предложил свои услуги. Теперь, сидя за столом и беседуя о разном, Артур постепенно попадал под чары ума Рене. Перемежая довольно смелые рассуждения задорным смехом, Рене вела беседу с надутым театроведом – или как там его, лейтенант плохо запомнил все занятия высокомерного хлыща. Время от времени девушка поворачивала головку к Артуру и спрашивала: «Не так ли, месье Винер?» Артур соглашался, не слушая уже предмета беседы, весь уйдя в созерцание. И когда лейтенант понял, что на него смотрят лукавые глаза и чего-то ждут, позорно растерялся.
- Прошу прощения, я не расслышал вопрос, - смутился Артур.
- Вы обещали рассказать о присутствующих, - упрекнула Рене, но в ее глазах искрился смех – девушка прекрасно поняла, отчего замешкался юноша. – Месье Винер, прошу вас.
- Называйте меня Артур, умоляю.
Рене кивнула и нетерпеливо указала взглядом первую жертву:
- Кто это, в сером фраке?
- Это лорд Пенвуд, англичанин. Хороший друг и игрок, если рядом нет его жены.
Рене подавила смешок:
- А рядом?
- Мадемуазель Ольвьи. Не связывайтесь с ней, если не желаете погрязнуть в рассуждениях о пользе вареной капусты. В свои сорок все так же незамужняя, как вы в свои восемнадцать, - рискнул Артур.
- Мне почти девятнадцать, и называйте меня Рене, - улыбнулась девушка. - Нет нужды гадать, я отвечу на все ваши вопросы, если они будут разумными. Но продолжайте. Кто та дама в пышном розовом платье?
Артур, улыбаясь, покорно последовал капризу девушки и продолжил перечислять гостей. Рене внимательно слушала и запоминала, пока ее взгляд не остановился на одиноком столике. Он стоял в углу, наполовину скрытый занавесями, за которыми угадывался мужчина в черном.
- Кто это?
- Я не знаю, - признался Артур, - вижу его в первый раз, он, вероятно, принадлежит нашему кругу, однако лично мы не знакомы.
- Странно, - протянула Рене, - я, кажется, его где-то видела.
«Тот пассажир с палубы?»

Рене пристально вглядывалась в тень в углу, и внезапно, будто подчиняясь ее воле, мужчина поднял лицо и взглянул на девушку.
Сердце пропустило биение. Словно скальпелем, одним взглядом незнакомец вскрыл ее душу, пытливо и требовательно исследовал желания и мечты. Рене, будто загипнотизированная змеей птица, не могла отвести взгляд от желтых глаз мужчины.
Препарированной его волей, Рене не оставалось ничего другого, как ответить ему, глаза в глаза. Ее ударил, оглушил их зовущий голод, какая-то неудовлетворенная потребность, прикрытая, будто маской, цинизмом и злобой. Это продолжалось одно мгновение – и мужчина вновь опустил голову, откинулся назад за занавесь.
- Ну же, что с вами? – в который раз спрашивал Артур, тревожно заглядывая в лицо внезапно побелевшей Рене.
- У него на душе маска, - испуганно прошептала она.
- Да, маска, но не на душе, а на лице. Странный тип, - пожал плечами Артур. – Выпейте, Рене! Вы побледнели, что случилось? – Артур изо всех сил старался вернуть ее такой, какой девушка была весть вечер: веселой, обольстительной, смешливой.
Рене моргнула, возвращаясь в реальность. Она приняла бокал из рук Артура и неуверенно улыбнулась:
- Наверно, я иногда слишком впечатлительна.
- Ну что вы! – воскликнул Артур, - от такого зрелища любой бы оробел! Темный костюм, маска… Может, это призрак? – юноша весело рассмеялся своей шутке.
Рене кивнула, заворожено глядя в сторону незнакомца.
- Позвольте пригласить вас на танец? – Артур вскочил, предлагая девушке руку.
«Он еще не ушел».
- Разумеется, Артур! – Рене легко вскочила с места.
Под первые звуки вальса они легко заскользили по залу. Рене, чувствуя руку хорошего танцора, закрыла глаза и отдалась музыке. Девушка не обладала голосом или особыми музыкальными талантами – но тело ее ощущало ритмы мелодии так пронзительно, как не мог их воспринять никакой, даже самый идеальный, слух. Она позволила звукам свободно и легко течь сквозь себя – и тело само, не повинуясь разуму, рисовало в танце картину музыканта. Артур куда-то исчез, мелодия сменила тональность – теперь это были более ритмичные, страстные испанские пассажи, и Рене, не толком не зная, с кем танцует, импровизировала на ходу. Под гитары и скрипки рождалась история о любви и измене – и Рене, послушная теме, оттолкнула партнера для того, чтобы упасть в объятья новому «любовнику», но и там музыка гнала ее на поиски чего-то, кого-то...
Сколько прошло времени, девушка не знала. Когда смолкли последние звуки, она замерла посреди залы в оглушающей тишине – все взгляды были прикованы к танцовщице. Потом грянул гром аплодисментов: «Браво!» Рядом возник улыбающийся Артур, подхватил Рене под руку и повлек обратно к столу.
Рене оглянулась на одинокий столик и успела заметить тень мужчины, покидавшего зал. Однако вскоре восторг Артура и его искренние комплименты отвлекли Рене от незнакомца в черном.

Глава 3. Desire unlocks its door

«Дьявол! Этого не может быть, я не допущу безумия снова! Я разберу анатомию любви на куски, уничтожу их! Проклятая кукла, такая же, как Кристин, как они все! Глупая, тщеславная, отвратительно молодая!»

И отвратительно желанная – подсказал забытый, и, как ему казалось, навеки уничтоженный голос внутри.

Эрик упал в кресло, в котором всего несколько часов назад праздновал свою победу над человеческой слабостью. Теперь людская натура издевательски скалилась ему в лицо: что, хочешь ее? Хочешь так, что тело сводит судорогой? Ну же, Эрик, живой мертвец! Смейся!
Эрик вздрогнул.
В прошлый раз, как он осознал позже, были всего лишь капризы плоти и иллюзия души. Кристин едва не стоила ему жизни, и только осознание ее простой, пресной сущности, не способной в полной мере ощутить любовь, спасло Эрика от самоубийства. Девушка, которая выбрала бессмысленную детскую влюбленность и комфорт золотой клетки – разве она стоила его смерти?
Эрик страстно хотел, чтобы Рене оказалась такой же дешевкой. Пусть последует за деньгами, богатством, славой и местом в высшем свете – и Эрик смог бы спокойно жить дальше, презирая женщин и укрощая свое мужское начало. Но, в тоже время, часть души, ведомая надеждой, отчаянно желала обратного.
Как глупо, зачем он вообще пошел в общую залу? Эрик не врал себе: ему доставляло странное удовольствие слышать голос Кристин - голос, который он победил. Девушка была лишь дополнением. Эрик наблюдал за Рене, пока она шла к столу: смущенная пересудами старых дев и сплетниц, она все же держалась гордо, не опуская головы. Еще нежная и наивная, но это скоро исчезнет. Не бывает нежности в замужних дамах высшего света, жизненный опыт вытравливает наивность. Единицы могут похвастать тем, что сохранили чистые души: и эта падет, как когда-то пала Кристин.
Ужиная, Эрик рассеяно прислушивался к беседам за столом. Он заметил, как Рене принялась расспрашивать своего протеже о гостях, и отпустил занавесь, не желая быть замеченным. Однако – опоздал. Эрик кожей ощутил любопытный взгляд девушки и почувствовал себя отвратительно - его бесцеремонно рассматривали, как насекомое в банке! Мерзкое чувство, которое напомнило ему клетку у цыган: а ну, достопочтенные дамы и господа, кто желает поглазеть на монстра?
Эрик, полный внезапно нахлынувшей злобы, ответил девушке взглядом, от которого и у более смелых людей терялось желание иметь с ним что-либо общее.
И - один взгляд – пропал. Ни пустоты, ни овечьей покорности, ни пошлости, ни тоски или глупости – того, что он привык видеть в глазах женщин, во взгляде Рене Эрик не нашел. Что было в его глубине? Он не понял сам.
Эрик с ужасом ощутил, как его маски были сорваны. Девушка, едва ли по своей воле, заглянула под щит презрения прямо в его сущность – рассмотрела лишь ее краешек, но намного больше, чем видели другие. Она испугалась, но не отвела взгляда, с жадностью всматриваясь в желтые глаза, пытаясь понять сущность незнакомца. Зачем сделала это – позволила почувствовать, что кто-то есть рядом, совсем близко? Зачем ей это нужно?
Сердце, как два года назад, постепенно наполняла безжалостная боль, сладкая и протяжная, а тело отвечало ей горячей пульсацией в паху.
Танец… Эрик знал, что Рене танцует для него. Девушка, гибкая, эротичная каждым сантиметром своего тела, отдавалась мелодиям – и отдавалась ему. Через весь зал Эрик ощущал, как сжимает ее, разгоряченную музыкой и вином, в своих объятиях. Каждым нервом чувствовал, как Рене движется, соблазняет, принадлежит ему. И оттого, что нельзя было коснуться ее хотя бы пальцем, все болело. Эрик испытывал невыносимые страдания, но уйти не мог – наслаждение было выше. Его пальцы сжимались вокруг подлокотников, удерживая его от непоправимого, от того, чего хотелось больше всего на свете: поймать, схватить, раздавить ее собой, втереться в ее шелковое тело, кожу, запах, слиться в одно целое.
Финальный аккорд «Дон Хуана» зазвучал в его голове. Эрик бросился к роялю – увы, на корабле не могло быть действительно хороших инструментов, но этого должно было хватить, – и ноты сами огнем вырвались из-под его пальцев. Дикая, страшная музыка желания, боли и любви восстала из пепла Оперы.

Глава 4. Hardly knowing the reason why

Я лежу в темноте и тишине, но мне не спится. Из-за тонкой стены доносятся похрапывания Матильды, я слышу баюкающие поскрипывания корабля – где-то там, внизу, в его темном чреве. Раз за разом я вспоминаю все детали вечера: милый, забавный Артур – мне нравятся его черты, решительность и благородство в каждом жесте. Мне нравятся страстные ритмы гитар – спасибо итальянским сеньорам, в моем родном Париже гитары не в чести. Мне нравится ощущение полета, когда мелодии текут по венам вместо крови.
И только момент смущает меня – тот незнакомец в маске. Кто он? Я не могу забыть его глаза. В них столько злобы и презрения - а что там, за ними? Боюсь ошибиться.
Неужели он знает меня и ненавидит? За что? Мне жаль тебя – прости, если я причинила тебе боль, незнакомец. Но я и правда не понимаю, в чем моя вина.
За оком каюты волны упруго бьют о борт корабля, меня покачивает, словно ребенка в люльке. А где-то там, на глубине, по морскому дну гуляют, взявшись за руки, души моего отца и матери. Странно, но меня не пугает эта картина. Я вас люблю, папа и мама, и я люблю море…
Глаза незнакомца похожи на море: такие же бездонные и мрачные, и в глубине их – жажда. Чего ты хочешь, незнакомец? Что стоит за твоей болью? Отчаяние и надежда… да, вот что поразило меня. Испытующий взор, полный презрения – а за ним – надежда. Кто же ты?

***

- Мистер Уильям Брик, я бы хотел с вами поговорить.
- Разумеется, сэр! Что вам угодно?
- Боюсь, я был невежлив с вами в первое наше знакомство, - проговорил незнакомец, пристально глядя в глаза толстому человечку, растерявшемуся от подобного поворота дел.
- Ну что вы, сэр! Я ни в коем случае…
- И хотел бы компенсировать свою грубость, - продолжал странный пассажир, передавая в руки управляющего толстый конверт. «Если здесь билеты хотя бы по фунту, то наберется приличная сумма, а если больше...», - захватило дух у Уильяма.
- Сэр, считайте меня своим преданным слугой! – горячо ответил управляющий, искательно всматриваясь в маску.
- Отлично, тогда давайте прогуляемся по палубе. Вы не находите, что сегодня прекрасный день?
Уильям с сомнением взглянул на низкие осенние тучи и поежился от моросящей прохлады. У этого человека явно были своеобразные понятия о приятных прогулках, - отметил про себя Уильям. Когда они отошли от редких любителей непогоды, рискнувших покинуть каюты, странный пассажир продолжил:
- Я хотел бы разузнать побольше об одной особе. Мне кажется, мы можем быть знакомы, но я бы не хотел навязывать свои услуги даме, не удостоверившись в этом. Вы понимаете меня?
- Пожалуй, - склонил голову управляющий.
«Как же его зовут? В списках было указано только имя… Эдвард? Энди?»
- Меня интересует мадемуазель де Авер, - взгляд пассажира не отрывался от лица Уильяма. – Что вам известно о ней? Ваш гостевой список, как она указана?
«Эрик!»
- У нас не так много информации о наших пассажирах, например, о вас, - мягко начал Уильям, однако осекся, заметив нетерпеливое движение Эрика, - однако мадемуазель Рене – дама, достаточно известная в определенных кругах. Правда, не столько она, – поправился Уильям, - сколько ее дядя. Лорд Беккет Август ле Вальер – известное лицо не только в высшем свете, но также в коммерческой деятельности. Ему принадлежит значительная часть акций Ост-Индской компании, торгового флота Франции, он владеет недвижимостью по всему Парижу. В общем, один из счастливчиков, озаренных не только высоким происхождением, но и деловым талантом, а это имеет большое значение в наше время. Отец двоих сыновей, лорд Беккет удочерил мадемуазель де Авер на старости лет. Мадемуазель – дочь его родной сестры, утонувшей вместе со своим мужем, виконтом де Авер, когда мадемуазель была совсем крошкой. Говорят, старик ле Вальер сохранил в свои года крутой нрав, и ослушаться его – значит дорого поплатиться, однако мадемуазель как будто нашла ключи к сердцу старика. С юных лет была отдана на обучение в Париж, тогда как сам опекун предпочитает Америку и Голландию, он страстный поклонник морской торговли. Как я понимаю, мадемуазель наносила визит дяде и возвращается во Францию. Учитывая ее возраст и сроки обучения, вероятнее всего, она еще не знакома с парижским обществом, - незнакомец слушал внимательно, и Уильям продолжил:
- Я не могу ручаться, это всего лишь сплетни, но за столом я слышал, что мадемуазель посещает сомнительные места... где ее научили так танцевать. Это ведь почти неприлично, сэр… Я, безусловно, не остался равнодушным, но допустить, чтобы подобное вытворяла моя дочь – никогда! – щеки Уильяма порозовели при воспоминании о молодой танцовщице.
- Продолжайте, - глухо сказал странный пассажир, - что вам еще известно? Факты, сплетни - все.
- Пожалуй, мне нечего больше добавить, - скучающим тоном протянул Уильям, - как и все молодые леди, мадемуазель де Авер увлекается театром, искусствами. Говорят, дядя заставлял ее учить также математические науки, хотя не понимаю, к чему это молодой девушке. Если хотите мое мнение – не пройдет и полугода, как она выйдет замуж.
- Как раз ваше мнение меня не интересует, - Эрик резко оборвал расслабившегося было управляющего, заставив его вытянуться в струну. – Благодарю вас, и это, - он протянул еще один конверт, - тоже вам.
- Спасибо, сэр, я чрезвычайно…
- У меня будет еще одна просьба.

***

Сегодня печальный, серый день. И все же он мне нравится. Серое небо, серое море. Свежий, пронзительный воздух. Я наслаждалась ветром, выйдя из душных кают на палубу.
- Мадемуазель Рене! – окликнул меня знакомый голос, - где вы пропадали во время завтрака?
Ко мне спешил Артур, сверкая мальчишеской, задорной улыбкой.
Мне приятно было провести с ним время – он столько знает о жизни высшего света! И все же, когда он проводил меня вниз, я оглянулась, надеясь среди людей угадать того странного человека.

Какая досада! Мою уютную каюту придется поменять – Уильям пришел сегодня с сотнями извинений, однако в соседних помещениях были замечены крысы, и он настоятельно советовал сменить жилье. Новая каюта мне нравится, но здесь нет комнаты для моей Матильды: пришлось переселить бедняжку в конец коридора. Впрочем, места предостаточно – мне досталась одна из лучших кают, так что расстраиваться нет ни времени, ни желания. И, быть может, сегодня за ужином я снова увижу своего незнакомца?

Глава 5. No use resisting

Она сидит рядом с этим молодым, отвратительно, безнадежно молодым ублюдком и смеется, небрежно поправляя выбившуюся прядь. Я вижу, каким взглядом он прилип к ее нежной шее, коже, залившейся краской щеке – и у меня руки чешутся от желания размозжить ему голову.
Я стараюсь не смотреть прямо на девушку, меня, как всегда, скрывает занавесь, но боюсь, что все усилия напрасны. Я не могу не видеть Рене: она улыбается, кокетничает с сидящими рядом мужчинами – о, всего лишь светское общение, не более. И все же я вижу, что ей нравится ощущать себя желанной, и разве я могу винить ее за это. Почему же мне так хочется вырвать ее оттуда, спрятать, убить всех, кто сейчас облизывает взглядом ее открытые плечи, обольстительные губы? Ненавижу свою слабость! Боже, зачем я - человек? Я чудовище, так дай мне неприступность монстра! Жжет в груди, и я едва могу терпеть эту боль. Рене, я так хочу тебя… Посмотри на меня. Прошу, еще один только взгляд.

***

Наверно, это вино ударило мне в голову. Иначе, отчего я так покраснела? Артур, музыка, веселая беседа – ах, это чудесно! Я вижу, как на меня смотрит лейтенант, и от этого взгляда меня бросает в жар и хочется смеяться еще громче – настолько, насколько только позволяют приличия.
Беседа стихает, Артур отвлекается, отдавая какое-то приказание обслуге, и я вспоминаю о вчерашнем незнакомце. Тут ли он?
Я ищу его – и замираю, как каменное изваяние.
Он здесь, он смотрит на меня. Глаза незнакомца ранят почти физически, но я вновь ныряю в этот взгляд, не в силах стряхнуть оцепенение или овладеть собой.
Горячая вона накрывает меня, сбивая с привычных основ. Его чувства – желание и боль – я ощутила сама, как будто он передал мне часть себя. Ощутила так остро, что мне захотелось закричать, лишь бы это закончилось, лишь бы произошло что-то, что прекратит это безумие. На глазах выступили слезы, я не могла оторваться от незнакомца. Он одним только взглядом рвал мне душу, требуя, умоляя о чем-то, чего не говорил вслух.
Он хотел, чтобы я была сейчас с ним. Даже я, неопытная выпускница женской школы, поняла это. Сердце сжалось в комочек и странное, жаркое тепло разлилось в животе, прокатилось горячей волной и оставило привкус сосущей пустоты. Я ощутила пульсацию крови во всем теле, голова закружилась и я закусила губу, чтобы не застонать от непонятного, но настойчивого требования тела. Мне хотелось чего-то… Чего-то, что обещал этот взгляд.
Никогда в жизни я не следовала воле другого человека. Но глаза незнакомца требовали меня так властно и отчаянно, что моя сущность будто растворилась. Я хотела одного – подойти к нему, снять маску, заглянуть в этого человека, стать к нему как можно ближе.
- Да что с вами? Он вас опять напугал? – откуда-то издалека донесся голос Артура. – Я сейчас же подойду к этому типу и выясню, какого черта он позволяет себе глазеть на вас, Рене!
До меня, как в тумане, с трудом дошел смысл слов Артура, и я, наконец, заставила себя отвернуться.
- Нет, постойте! – я едва успела схватить лейтенанта за рукав, улыбкой упрашивая его успокоиться. – Это моя вина, мне кажется странным этот человек, вот я и смотрела на него. Что вы, Артур… - трепеща внутри, я старалась казаться спокойной. Менее всего я желала скандала.
- Ну что же, - недовольно ответил юноша, успокаиваясь, - следую вашему пожеланию, Рене. Но докажите, что вас не смутил этот… мужчина. Улыбнитесь мне.
Я подарила Артуру ласковую улыбку – он был более чем достоин хотя бы этого. Вечер закончился так же весело и беззаботно, как и начался.
Ах, дядя, из меня получилась бы прекрасная актриса!

Провожая меня в каюту, Артур остановился и долго не мог отпустить моих рук.
- Рене, не сочтите мой вопрос за дерзость. Я знаю вас всего два дня, но вы прочно заняли место в моих мыслях, и боюсь, что, узнавая вас и далее, вы займете место в сердце. Пожалейте меня, избавьте от напрасных страданий – одно ваше слово, и я обещаю оставаться для вас только верным другом, отринув мысли о большем. Скажите, нет ли у вас сердечной привязанности? Иногда мне кажется, что вы – беззаботная птица, готовая сесть мне на плечо, но временами вы настолько далеки, что айсберги кажутся мне более доступными.
Я молчала, не зная, что сказать. Нет, мое сердце свободно? Это справедливо, но… еще вчера я ответила бы, не задумываясь. Сегодня, всего лишь из-за нескольких мгновений, я не могла быть уверена, что кое-кто не занимает мои мысли более, чем полагается.
- Наверно, нет… Я не знаю, Артур, - выдавила я в конце концов скомканный, непонятный ответ, не смея почему-то смотреть в его честные глаза.
- Это кто-то, кого я знаю? – спросил Артур спокойнее, чем я могла ожидать.
Я отрицательно качнула головой.
- Я ничего не понимаю, Артур,- я всхлипнула, вспоминая дрожь, которую вызвал взгляд незнакомца.
- Так да или нет? – мягко повторил он вопрос, ласково касаясь моего подбородка и принуждая взглянуть в глаза.
Я неуверенно улыбнулась:
- Мое сердце свободно, - я не лгала, но и не говорила правды – всей правды.
- Я не осмелюсь принуждать вас к чему-либо, - Артур все еще не отпускал меня. – Но буду ждать вашего решения, сколько придется.
Он прижался губами к руке, не отрывая взгляда от моего лица.
Нежность Артура вызвала во мне странный отклик – мне захотелось провести по его волосам, очертить линию губ. Я легко могла представить нас парой: вот мы прогуливаемся по парку, вот - целуем друг друга на ночь, так же ласково, как сейчас его губы касались моей руки. В этих фантазиях был покой и странная грусть, которой я не могла объяснить себе.
- Доброй ночи, Рене.
- Доброй ночи, Артур.

Глава 6. In my mind I’ve already imagined

Я смотрел, как гордый нос корабля рассекает злые волны – и от созерцания величия природы отступала щемящая боль, терялась в потоках ветра и соленом запахе моря.
Я видел, как Артур провожал Рене и не сомневался, что он долго ждать не будет. Молодой лейтенант не из тех, кто долго тянет игру – он раскроется в своих чувствах Рене, а она, я не сомневаюсь, чувствует симпатию к красавцу аристократу. Я специально поменял Рене каюты, чтоб иметь возможность следить за ее передвижениями – теперь я понимаю, что это была ошибка. Зачем? Я итак знаю финал своей короткой пьесы. Кому-то – романс, мне, как и полагается, – трагедия. Не понимаю только, отчего сердце так упрямо стремится страдать. Возможно, я не вынесу навязчивой боли, я сойду с ума.
Рене, моя Рене… Я не ошибся – она была моей. Пусть одно мгновение, когда пересеклись наши взгляды, но ее душа, ее суть – вся Рене по своей воле готова была отдаться мне. Девушка покорилась, как вода, принимая в себя мое отчаянное желание. Я чувствовал ответный зов ее тела, пусть она и была далека от меня. Наивная невинность, ты даже не знаешь, что я хочу сотворить с тобой.
Я засмеялся в лицо ночи. Чего еще я мог желать? Зачем мучаться фантазиями о том, как Артур обнимает, целует ее, будто имеет на это какое-то право? Если я исчезну из ее жизни сейчас, это будет прекрасный конец… Славный начинается шторм, прекрасный финал пошлой пьесы.
Боль, при мысли о тебе и о твоем почти что женихе, сплетенных вместе, истязает меня. Я ведь знаю, что может означать поцелуй – и от этого картина перед глазами становится совершенно невыносимой.
- Кто ты? – такой знакомый голос ударил меня, ожег, словно хлыстом. – Скажи мне, кто ты!

***

Эрик медленно обернулся. Рене стояла перед ним, ветер трепал ее юбки.
- Ответь мне! – голос сорвался, пытаясь перекричать свист шторма.
Незнакомец в маске молчал. Рене, в порыве отчаяния, сделала шаг к нему – близко-близко, до неприличия близко – но девушке сейчас было наплевать на условности. Она пришла сюда, спасаясь от тепла каюты, в котором ее тело перестало ей принадлежать. Память раз за разом возвращала Рене в то мгновение, когда она ощутила страсть незнакомца, и девушка вся горела, словно в лихорадке. Рене не знала, как справиться с собой, но выносить неудовлетворенное желание больше не могла. Пробовала молиться – но перед глазами вместо креста стоял незнакомец, пробовала заснуть – но и здесь, в смутных образах, ее преследовали глаза в прорезях маски. Рене не знала, отчего незнакомец имел такую власть над ней, почему ее душа отвечала на его требовательный зов. Один взгляд так мало значил! И вместе с тем – так много. Достаточно для того, чтобы Рене убежала из каюты в поисках покоя и в высокой фигуре мгновенно узнала того, кто лишил ее сна.
- Ну пожалуйста, - простонала она в холодную маску, - судорожно пытаясь поймать взгляд незнакомца. Она не просила его имени, с таким же успехом Рене могла задать ему сотни других вопросов. Ей нужно было, чтобы этот человек исцелил ее от той болезни, которой сам же заразил.
- Мадемуазель Рене, уже довольно поздно, вам пора спать. Ночные разговоры с незнакомым мужчиной могут вас скомпрометировать.
Голос Эрика был глух и спокоен, но – о, Боги! – знала бы эта девушка, чего стоит ему это спокойствие!
- Я сама решу, что мне делать! Вы не смеете со мной так разговаривать, вы не смеете так поступать! – Рене не могла описать, что испытывала сейчас - обиду, злость, страсть. Этот вопрос следовало решить сейчас – раз и навсегда, - или всю жизнь жалеть о несбывшемся в объятиях Артура.
- Поступать как? Что я вам сделал, мадемуазель? – медленно, словно через силу, проговорил человек в маске. Рене уловила напряжение в голосе, в его окаменевшей фигуре: она поняла, что причиной тому – ее близость. Но, если так, Рене не собиралась отступать.
- Вы сами знаете, в чем дело… отчего вы так смотрели на меня? Что я вам сделала? Вы меня ненавидите? Вы… хотите меня? – Рене полными слез глазами всматривалась в маску.
- Мадемуазель, вы предпочитаете вести подобные разговоры прямо здесь? – пальцы Эрика впились в бедра, чтоб сдержать требования своего тела – смять, сдавить ее, войти в нее, прямо тут, на мокрой от дождя палубе, под стоны моря. Он еще больше боялся ее изнасиловать в закрытой от людских глаз каюте, но поставить под угрозу репутацию, а значит, и дальнейшую жизнь девушки Эрик не мог.
- Следуйте за мной.
Словно во сне, Рене пошла за мужчиной. Узнав свою каюту, она хотела возразить, но незнакомец открыл соседнюю дверь.
- Прошу в мои апартаменты.
Войдя, Рене оказалась в полумраке. Она обернулась и в тоже мгновение оказалась прижатой к двери.
Девушка не успела даже испугаться от неожиданности, как облитая черной кожей перчатки рука зажала ей рот.
- Просто помолчите, - желтые глаза наконец-то смотрели прямо на нее, и Рене затрепетала. Откровенное, бешеное желание мужчины отозвалось в ее теле уже знакомым томлением, от которого во всем теле разлилась ответная сладкая волна.
Рене не испытывала ни малейшего страха: взглянув в глаза незнакомца в первый раз, она поняла, что тот не причинит ей вреда, не сделает ничего, что противилось бы ее воле. Это был бы не он, не ее таинственный незнакомец с бездонными отчаянными глазами.
И, когда его рука соскользнула с губ, Рене не закричала. Она не отрывала взгляд от горящих глаз, словно светившихся в темноте.
- Помолчите, - повторил мужчина и порывисто прижал Рене к себе.

***

Рене слышала бешеный стук сердца незнакомца, ощущала, как острые пальцы до боли впиваются в нее, прижимая к себе все крепче. «Больно», - пронеслось в голове у девушки, и Рене против воли издала придушенный писк, как попавшая в ловушку мышь. Именно этот звук отрезвил мужчину, который, казалось, готов был задушить ее в объятиях. Он отпустил Рене, даже немного оттолкнул, и она, наконец, рассмотрела незнакомца в тусклом свете свечей. Высокий, худощавый – большего Рене не могла сказать, ведь лицо мужчины по-прежнему скрывала маска.
Эрик торопливо отошел в конец комнаты: ему необходимо было успокоиться, иначе случится непоправимое. Жаль, что под рукой нет наркотиков – чего угодно, лишь бы перебить ощущение женского тела в своих руках, успокоить протестующую плоть. Какое издевательство над собой! И вместе с тем, какое запретное, острое наслаждение – держать в руках Рене, - украденное у девушки объятие, ведь она не знала, что скрывается под бархатом маски.
Эрик внезапно почувствовал отвращение к себе: одно дело – воровать у шаха, совсем другое – подло украсть объятия юной девушки, ведь, знай Рене кто ее незнакомец, бежала бы без оглядки. Эрик был противен себе, и это вернуло ему способность спокойно мыслить.
К тому же, кто знает, что именно это за девушка? Может быть, она сама не отказалась бы лечь с кем угодно, лишь бы претендент имел титул да смазливое личико? С чего он, Эрик, решил, что Рене – другая? Один взгляд ведь немногого стоит.
Эрик резко повернулся к девушке, все это время покорно ожидавшей у двери.
- Садитесь, мадемуазель. Предупреждаю, я не обещаю, что отвечу на все ваши вопросы.
Рене кивнула, соглашаясь на условия мужчины. Она неуверенно сделала шаг вперед, ища, куда бы присесть: кресло – девушка сразу поняла – принадлежит хозяину комнаты, и ей оставалась либо огромная кровать, на которую Рене предпочитала не смотреть, либо оттоманка напротив.
- Вы задали много вопросов… весьма эмоционально, между прочим, - язвительно заметил Эрик. Ему хотелось оправдать свой порыв, и потому он быстро создавал все большую дистанцию между ними.
Ведь чем больше расстояние, тем сложнее причинить боль – эту науку Эрик еще в детстве усвоил от матери.
- Что вы от меня хотите? – просто спросила Рене.
Эрик задохнулся очередной саркастичной репликой. Девушка сидела напротив, грустная и заплаканная, и просительно вглядывалась в маску. Ее покорность, сумрак и печаль взбесили Эрика еще больше – ведь он ничего не сделал, отчего она страдает?! Это ему, Эрику, придется всю жизнь вспоминать о случайных взглядах, несказанных словах и о том интимном, напряженном тепле, что они только что разделили вместе. Именно ему придется мучаться в холодной постели наедине с голодной душой и непокорным телом; ему, Эрику, не Рене, насмешливый фатум определил страдания и боль – и все из-за нее!
- Предположим, я хочу вас, - проскрежетал Эрик, впиваясь взглядом в девушку. Ну же, давай, испугайся, закричи, убеги! Уходи, Рене! Эрик не мог больше ждать и тянуть тот момент, когда девушка оттолкнет его, ведь он переступил все рамки приличия и невинная выпускница, конечно, считает его грязным животным, которым, Эрик знал, он сейчас и является.
- И… я вас хочу, - вдруг выдохнула Рене самую невозможную фразу, которую Эрик мог только себе вообразить. Девушка сделала несколько неуверенных шагов и внезапно опустилась у ног пораженного мужчины.
- Знаю, это неприлично, - она склонила голову вниз, и Эрик не мог видеть лица Рене, - но рядом с вами я забываю о манерах, о себе и обо всем, что мне внушали всю жизнь. Я вижу, что вы несчастны – отчего? Я причинила вам боль? Вы здесь, со мной на корабле, и, я уверена, могли бы познакомиться со мной более… земным способом, чем мучить меня взглядом. Подождите, - Рене пресекла протестующее движение Эрика, - я хочу договорить. Вы занимаете мои мысли того момента, как я заглянула в ваши глаза. Кто вы, что вы? Я думала о вас эти два дня, хотела бы не думать! Вы и пугаете, и влечете меня. Я боюсь. И вместе с тем не верю, что вы способны поступить подло. Почему вы носите маску? Я ничего не знаю, и все же я тут, у ваших ног… - Рене тихонько заплакала, уткнувшись в ладони.
- Не плачьте, Рене, - тихий голос Эрика был необычайно мягок и печален, - я не стою ваших слез.
Ободренная, Рене подняла голову.
Незнакомец смотрел на нее, но в его глазах уже не таилась искра сумасшествия, там была… нежность?
- Я совершенно не стою этого, - повторил он и грустно улыбнулся. – Вы правда хотите знать, отчего я не смею подойти к вам при свете дня? – он внимательно смотрел на очаровательное лицо Рене, по которому струились слезы.
Отчего все женщины, кто его знал, плакали? Эрик покачал головой. Его сердце скорбело о том, что он хотел больше всего на свете, но не мог иметь; о каждой слезе, пролитой этой девушкой; об их искренних, но обреченных желаниях. А еще Эрик знал, что он должен сделать.
Мужчина встал на колени рядом с замершей Рене и поднес к лицу свечи. В их пляшущих огоньках бархат маски приобретал все оттенки черного. Словно в замедленной пантомиме, он положил руки Рене на ее края. В горле пересохло, но Эрик приказал:
- Снимите ее.

Глава 7. Unspoken secrets

Полюбить урода… Я ведь когда-то даже осмеливался думать о том, что это возможно. Как человек, идущий на смерть, верит в чудо, так и я отчаянно не желаю признавать очевидного. Господи, неужели Ты не можешь сотворить для меня чудо, хоть раз, один единый раз в моей изломанной жизни? Я ничего не попрошу больше. Бог – великий насмешник, он уже однажды жестоко насмеялся над моей мольбой. И все же я пытаюсь, но не могу убить в себе веру… Веру в чудо.
Сердце, словно в тисках, уже не тоскует и не болит, прошел лихорадочный жар – оно в нем сгорело, оставив после себя пепел рвущей душу тоски. Угрожать, умолять, шантажировать бесполезно – ее реакция более чем понятна. Бедная девушка, бедное дитя… Ты слишком рано потянулась к тому, к кому не следовало бы, и суровая реальность быстро обрезала тебе крылья. Не бойся, я больше не испугаю тебя. Мечтай, люби тот образ, каким я был для тебя до снятия маски, если сможешь забыть обо мне настоящем.
Я любуюсь чертами Рене, не смея дотронуться до нее. Полог кровати опущен, оттого образ стал неясным, словно в тумане. Соблазнительная фигура манит лечь с ней, к ней, в нее, но я не выпущу своих демонов. Не сейчас, когда грудь раздирает тоска, а Рене тихо спит. Я надеюсь, ей сейчас хорошо: Рене потеряла сознание, сняв с меня маску.
Я тихо оставляю девушку в спасительном забытье, обращаясь к роялю, по капле отдавая свою горечь мелодии. Печальная каталонская баллада о безответной любви, печальные напевы о прекрасной девушке и о том, кто отдал за нее свободу и жизнь.

***

Я очнулась от кошмара, в котором меня преследовал череп с горящими глазами. О, как это было страшно! Монстр схватил меня, и я поняла, что отныне проклята на веки.
Проснувшись, я не могла какое-то время двигаться, цепенящий ужас льдом сковал мои члены. Но постепенно страх отступал, и я начала воспринимать окружающую действительность. Я все еще находилась в комнате незнакомца, и меня обволакивала красивая мелодия, настолько грустная, что против воли на глазах выступили слезы. Не желая прерывать исполнение, я тихонько подняла полог и исподтишка наблюдала за мужчиной у рояля. Плечи незнакомца поникли, артистичные пальцы скользили по клавишам, лаская их в создании музыки. Я не могла унять беззвучных рыданий, но меня ждало еще одно испытание: незнакомец запел.
Я никогда в жизни не испытывала подобного потрясения. Голос был, как драгоценное украшение, как послание от Господа, как чистый рассвет нового мира. Он вел за собой, увлекал в себя, окутывал нечеловеческой красоты звучанием, в котором хотелось остаться навсегда. Если бы я не знала, что поет незнакомец, я бы поклялась, что это голос Ангела. Голос покровительствовал, манил, и я едва вслушивалась в смысл песни, увлекаемая звуками пения. Мое сердце разрывала на части тоска, но я не могла не наслаждаться красотой этой горькой печали. Когда умолк последний звук, я замерла, потрясенная. Незнакомец остался сидеть за инструментом, погруженный в свои мысли, а я вдруг ощутила щемящую пустоту в том месте, где меня ласкал его голос.
- Прошу вас, спойте еще.
Незнакомец вздрогнул и обернулся. Слава Богу, на нем была маска, но я не могла прогнать видение его лица, оно запечатлелось в моей памяти. Боже, почему ты так несправедлив? Такому голосу должна соответствовать красота архангела, а не мертвеца. Когда незнакомец приблизился и сел на край кровати, я невольно вздрогнула. Я не могла забыть его безносое лицо, ввалившиеся щеки, провалы вместо глазниц. Искаженные до неузнаваемости губы. Господи, я даже не думала, что человек может выглядеть так.
Незнакомец заметил мое движение, и в его глазах мелькнула боль.
- Не волнуйтесь, я не притронусь к вам, - успокоил он меня. – Видите, я в перчатках и маске, бояться нечего. Как вы себя чувствуете?
- Немного кружится голова, - ответила я, - но это ничего. Прошу вас, спойте. Я хочу еще раз услышать ваш голос.
- Вам нужно отдохнуть, - покачал головой мужчина, - я проведу вас в вашу комнату. Мне тоже следует побыть наедине.
Не слушая возражений, он помог мне подняться. Я пошатнулась, когда темнота еще раз застелила глаза:
- Я… в порядке.
Кажется, я упала бы, но незнакомец успел подхватить меня на руки. Я вновь услышала учащенное биение его сердца сквозь шелк рубашки, сильные худые руки поддерживали меня. Я почувствовала, как по телу незнакомца прошла дрожь, дыхание сбилось. Он боролся с собой, но реакция тела выдавала его желание.
- Боюсь, вас придется нести. Благо, ваша каюта рядом и ночью не будет свидетелей. Где ваш ключ?
Он легко поднял меня на руки, и я внезапно ощутила себя полностью в власти этого человека. Незнакомец молча отнес меня к себе, также молча усадил на кровать, словно я была бессловесной куклой. Он поклонился и уже направился к двери – но я ему не позволила. Если бы я только что не слышала диких ударов рвущегося из груди сердца незнакомца, я бы поверила спокойствию мужчины, поверила бы, что он хочет покинуть меня.
- Постойте, прошу вас! – взмолилась я. – Не уходите еще всего одну минуту.
Незнакомец колебался, но я протянула руку, и ему ничего не оставалось, как принять приглашение.
Он неловко замер рядом, смотря на меня сверху вниз. Буквально силой мне пришлось усадить его подле себя – и мужчина, пробормотав какое-то извинение, отодвинулся так далеко, как только мог. Мне казалось, я понимаю причину его терзаний, но я не могла оставить его таким, каким он себя сейчас чувствовал – отверженным миром монстром.
- Вы так и не назвали своего имени, - наконец я осмелилась начать разговор.
- Эрик, - тон мужчины был резок и отрывист, он сверлили меня взглядом, будто чудовище из сна. Поборов предательскую дрожь, я продолжила:
- Эрик, вы посчитали, что я боюсь дотронуться до вас – это не так. Снимите перчатки.
Как зачарованный, не отрывая от меня глаз, мужчина потянул с правой руки перчатку, нетерпеливо дернул, разрывая ее.
Я увидела вблизи худые и длинные, чувственные пальцы музыканта.
Видение его лица стоял передо мной, но я сосредоточилась на том, что реально: Эрик не мертвец, под маской живой человек, а эти руки принадлежат мужчине, который разбудил мое желание одним своим взглядом. Я решилась.
Моя ладонь накрыла его ладонь, мои пальцы оплели его пальцы в дружеском рукопожатии, но, когда я попыталась отнять руку, Эрик меня не пустил. Он заворожено смотрел на эту картину, будто не верил своим глазам.
- Ты знаешь, что я скрыл под маской, но дотронулась до меня, - столько неверия и счастья было в его голосе, что у меня на глазах снова выступили слезы. Боже, что за жизнь у него была?
Эрик, словно боясь разомкнуть касание, быстро перевернул мою ладонь и теперь сам грел ее в своей руке. Он, едва дотрагиваясь, проследил линии жизни и смерти, его пальцы добрались до моего запястья, скользнули вверх по мгновенно покрывшейся мурашками коже.
Я видела, как Эрик внезапно задрожал и бросил на меня взгляд, полный муки и желания. Мужчина, резко отняв свою руку, вскочил с постели.
- Извините меня.
- Эрик! – зачем я его позвала? Не знаю.
Ответом была хлопнувшая дверь.